Абсолютные друзья - Страница 98

Манди забирается в свою развалюху, Саша садится за руль «Ауди». Какое-то время они вместе едут по пустынной дороге, потом Саша начинает отрываться от него. У Манди возникает ощущение, что впереди мчится пустой автомобиль. Но Саша всегда возвращается.

* * *

Вновь брошенный в рутину повседневной жизни, Манди пытается вообразить себя владельцем лотерейного билета, который может, или не может, выиграть главный приз. Если такое происходит, его мечты сбываются, если нет – никому, кроме него, не нужно разочаровываться. При этом события той долгой ночи вращаются в его памяти, как фильм, который невозможно выключить, независимо от того, описывает ли он красоты итальянского водопада на склоне Энненкопфа или доносит до Мустафы, в лучших традициях доктора Мандельбаума, простую истину: овладеть другим языком – все равно что овладеть другой душой.

Эта женщина с повязанным на голове платком, которая вела джип, напоминает он себе. Она мчалась, как пилот «Формулы-1», когда я не знал, куда мы едем, и ползла, как водитель катафалка, на обратном пути. Почему?

Или возьмем перчатки, спрашивает он себя. Женщина на спиральной лестнице, которая копалась в сумочке в поисках ключа: она была в перчатках. Крепких, новых, желтоватых, плотно облегающих кисть, из свиной кожи, с большими стежками. Такие носила миссис Маккечни, и я их ненавидел.

Но на руках женщины, которая вела джип, тоже были новые перчатки миссис Маккечни. И она избегала визуального контакта точно так же, как женщина на спиральной лестнице. Женщина на спиральной лестнице наклоняла голову вниз, когда рылась в сумочке. Женщина в джипе завязала голову платком, потому что нельзя наклонять голову, когда ведешь автомобиль.

Значит, одна и та же женщина? Одна голова, с платком или без оного? Или только одна пара перчаток?

Или взять ковер Ричарда, думает он. Все в гнездышке Ричарда наверху новенькое, включая Ричарда: новая стрижка, новый синий блейзер, новый галстук стюарда авиакомпании. Но новее всего ковер на полу с длинным ворсом. Такой новый, что я, поднявшись, чтобы пожать Ричарду руку, и посмотрев вниз, увидел ворсинки там, где стояли наши ноги. А все знают, что новые ковры не пылесосят, только чистят щеткой.

Значит, ковер купили в честь Дмитрия. Или в нашу честь? А как насчет блейзера?

Этот ковер, теперь, раз уж Манди над этим задумался, сам по себе загадка, независимо от того, новый он или старый. Или он загадка только для Теда Манди, который дома привык все делать своими руками? Ковер от стены до стены в старом шале с прекрасными деревянными полами? Натуральный вандализм, спросите Деса.

Ладно, это вопрос вкуса. Но ведь остается ощущение, что все в этой комнате, включая Ричарда, привезли в тот же день из какого-то выставочного зала.

Или, другими словами: ощущение, что это премьера, когда не обходится без накладок и с костюмами, и с произносимым актерами текстом.

А если все эти придирки – сущая ерунда в сравнении с величием Плана Дмитрия, может, я цепляюсь за них лишь потому, что стараюсь принизить значение задуманного им. То есть, если я не верю в ковер, почему я должен верить в Дмитрия?

Но я верю в Дмитрия! Когда Безумный король Дмитрий строит свой воздушный замок, я верю каждому его золотому слову. Становлюсь его верным слугой и считаю себя обязанным ему по гроб жизни. А сомнения появляются, лишь когда Дмитрий перестает говорить.

Вперед-назад, снова и снова, днем и ночью, пока Тед Манди ждет сообщения, выиграл его лотерейный билет или нет.

* * *

И, пребывая в ожидании, наблюдает.

С момента позорного отступления, чего уж там, бегства из Гейдельберга, он возвел множество преград на пути почты. Когда оставленный адрес оказался слишком опасным, он его сменил. Мюнхенская квартира остается в секретном списке. В Линдерхофе он более уязвим, но принял необходимые меры предосторожности. В административной зоне расставлены необходимые ловушки. Ячейка с буквой М находится так низко, что не попадается на глаза проходящему мимо. Так что гид, спешащий к ожидающим его экскурсантам, может не обратить внимания на то, что его дожидается почта. И проходит неделя, а то и больше, прежде чем фрау Кламп покидает свой боевой пост и вручает ему зловещего вида конверт.

А вот после той ночи все меняется. Отсидевшись в обороне, Манди переходит в наступление.

Ранее он воспринимал приезд и отъезд почтового фургона из Лидерхофа как маневры вражеских боевых машин. Теперь – нет. Едва почтовый фургон выезжает за ворота дворца, как Манди уже интересуется у фрау Кламп, нет ли для него письма.

И письмо таки приходит, через восемь дней после спуска с вершины горы, в десятиминутном промежутке между третьей и четвертой группами туристов. Из письма затаивший дыхание Тед Манди узнает, что его просят позвонить банковскому менеджеру в Гейдельберг в любое удобное ему время, чтобы договориться о встрече, на которой они могли бы определиться с распределением денежных переводов, поступивших на его счет, общей суммой в пятьсот тысяч американских долларов.

* * *

Банк представляют, это же надо, уже три сотрудника, что кажется Манди расточительством, учитывая, сколь часто ему приходилось выслушивать лекцию невероятно занудного герра Фринка, смысл которой сводился к простой истине: негоже платить людям за то, что они сидели и наблюдали, как работают другие.

Герр Фринк сидит по центру, между Брандтом и Айснером. Герр доктор Айснер из нашего отдела просроченных кредитов. Герр Брандтнаш гость, старший менеджер центрального офиса. Иногда центральный офис любит совать нос в дела филиалов, говорит Фринк, конечно, другими словами: принимать более активное участие в работе с клиентами. Манди не возражает против его присутствия? Манди не только не возражает, он страшно рад, что герр Брандт нашел время поприсутствовать на этом совещании. Он чувствует себя мальчиком на картине, с нетерпением ожидающим вопроса о том, когда он в последний раз видел своего отца. По столь торжественному случаю он надел костюм. К своему удивлению, выяснил, что костюм не только очень тяжелый, но еще и заметно сел: руки чуть ли не по локоть торчат из рукавов. В костюме он чувствует себя неуютно, вспотел, нервничает, впрочем, ему всегда неуютно, когда речь идет о деньгах. Герр Фринк с широкой улыбкой осведомляется о здоровье Frau Mundy. Согласно банковскому протоколу, сегодня язык общения – английский. Когда три немецких банкира сидят лицом к лицу с одним бедным английским клиентом, совершенно очевидно, что их английский лучше его немецкого.